Архивы Изабеллы Гриневской

«Я хочу знать, что в будущем здании “объединения народов” лежит и моя песчинка…»

(Изабелла Гриневская)

Изабелла Гриневская

В Рукописном отделе (РО) Института русской литературы (ИРЛИ, Пушкинский Дом) Российской Академии наук хранится архив Изабеллы Аркадьевны Гриневской (Фонд 55): ее биографические и творческие материалы, документы о деятельности, переписка, а также материалы других лиц.

Свой архив писательница пожелала передать Литературному музею г. Москвы и вела долгую переписку с его директорами В. Д. Бонч-Бруевичем и Н. В. Боевым, которая затянулась до войны; архив остался в блокадном Ленинграде. 5 февр. 1944 г. в Книге поступлений РО появилась запись о продаже архива И. А. Гриневской Пушкинскому Дому (она сама передавала материалы; оставшиеся документы были переданы безвозмездно через Е. Р. Малкину(1) (запись 11 нояб. 1944 г.). Материалы писательницы содержатся и в других фондах РО (в основном это ее письма и стихотворения). Фонд И. Гриневской (№ 125) есть также в Российском государственном архиве литературы и искусства (РГАЛИ, Москва), его составляют материалы, переданные ею в Литературный музей до войны.

В результате научно-технической обработки архива И. Гриневской в РО ИРЛИ были сформированы 1362 единицы хранения с 1879 по 1944 г., систематизированные по двум описям(2).

Мы кратко познакомим читателей с некоторыми материалами, связанными с религией Бахаи. В разделе № 1 Описи 1 «Творческие материалы» первые единицы хранения — драматическая поэма «Баб», которая принесла ей мировую известность (2-е издание, 1916, типографский экземпляр с правкой автора), и две страницы — фрагмент из VI действия этой драмы <1903>, который не вошел ни в одно издание, автограф(3). Подраздел 2 «Прозаические произведения» И. Гриневской (помимо рассказов, написанных с 1896 по 1917 г., в сшитых тетрадях) составляют очерки о путешествиях на Восток, об истории поэм «Баб» и «Беха-Улла». После встречи с Абдул-Баха (архаич. Абдул-Беха) — главой Веры Бахаи — писательница переписывалась с ним; эти письма сохранились в ее архиве, как и письма Шоги Эффенди, внука Абдул-Баха — Хранителя Веры.

Несмотря на запрет деятельности «групп бехаи», переписка И. Гриневской с бахаи из разных стран продолжалась и в советское время — ее адрес как контактный указан в выпусках «Bahá’í World».

Раздел № 2 составляют личные биографические материалы, в т. ч. «Завещание» (1942).

В одном из писем <б/д, 1911?> к И. Гриневской Абдул-Баха пишет:

О дочь царства вышнего! Письмо ваше получено. Хвала Богу, что корабль ваш до-плыл целым и невредимым до берега спасения сквозь ужасную бурю на море, в котором разбилось и затонуло множество кораблей. Ибо капитаном (кормчим) был Господь(4), парусом служили помощь и защита Его Святости Бога, паровой силой — щедроты Его Святости Премилостивого. Ты написала, что повсюду удостоилась величайших почестей братьев и сестер-бахаи. Вы пока лишь лицезрели крайне малое число друзей и служанок Всемилостивого. Если отправишься в Иран и Америку, то найдешь, с Божьей помощью и по Его благо-расположению, толпы братьев, сестер, матерей, дочерей и сыновей, коих обрела ты без усилий и потуг и все из которых полны безграничной любви. Хвала Богу, что ты узнала о заветах, увещаниях и учениях Его святости Бахауллы(5) и сведуща в правилах поведения, образе действий, в подходах и нравах Друзей Божиих(6). Надеюсь, что непрестанно будешь прилагать ты усилия на благо всех населяющих этот мир и послужишь существенным образом роду человеческому, претерпевая на сей стезе любые тяготы и невзгоды, овладеешь успешно такими нравственными качествами (душевными свойствами), поведением и речением, чтобы стать сияющей свечей в сообществе людей. Да пребудет на тебе Слава Бога (Бахаулла) Преславная!(7)

В другом письме (б/д, 1913?) Абдул-Баха так вдохновляет писательницу на новые свершения:

О радеющая о благе мира человеческого! Статья, помещенная в журнале Санкт-Петербурга, была исполнена предельного красноречия и совершенства стиля. Она указывает на высочайшую степень твоего служения. Подобные статьи полезны. Они суть средство распространения гласа Божьего. Хвала Богу, ты преуспела в служении миру человеческому и в распространении воззвания царства Божьего. Подобает тебе денно и нощно благодарить за то, что преуспела в сем великом Деле. Знай достоверно, что то, что составляет твою предельную мечту в этом вопросе, осуществится и семя, кое посадила ты, прорастет. Если сейчас не созрели условия [букв.: средства.— Ю. И.], то созреют непременно. А я молюсь за тебя, чтобы преуспела ты в непрестанном служении Царству Абха»(8).

Следует остановиться и на письмах Мирзы Алекпера Мамедханлы — Мирзы Али Акбара Нахджавани (РО ИРЛИ. Ф. 55. Оп. 2. № 785) к И. Гриневской. Однако прежде приведем отрывок из еще одного письма Абдул-Баха к писательнице, переведенного ее спутником по поездке на Восток, которое мы обнаружили в этой папке (рукой И. Гриневской на полях первого листа написано: «Время войны <19>14 — <19>15»):

Изабелла Гриневская

О уважаемая Ханума! Письмо Ваше получил. Все, что писали,— истинная правда. Конечно, бехаисты обязаны поддержать Вас, ибо Вы доброжелатель и цель Ваша — распространить учение Беха-Уллы.

В эти дни тревога войны так сильна, что постановка «Беха-Уллы» даже в Европе невозможна, все народы и государства заняты проливанием крови друг у друга, зарево военного пожара до неба, посмотреть представления и ходить в театры нет охоты, если даже будет представлено самое выдающееся лицо, и то не каждый охотно пойдет, а если и пойдут, мысли их будут заняты войной, а потому теперь займитесь изданием Вашей книги, время постановки придет.

Хотя бехаиды разоренные и большинством бедные <…> но все же в издании Вами книги Вам помогут. Нет сомнения, постановка «Беха-Уллы» в Европе будет иметь большой успех, но в Персии ни одно представление не пройдет с успехом; очень много времени надо, чтобы Персия преобразовалась до этого. Ныне там никоим образом нельзя поставить, ибо большинство против Беха-Уллы. Там все время представляют бывших пророков и имамов, в представлениях допуская массу лжи и небылиц, например с неба ниспосылают ангелов, а потому теперь на такого рода представления смотрят, как на игрушку (унизительно), а потому и не имеют никакого успеха, но в Европе, я надеюсь, после спокойствия, Ваш труд пройдет успешно. Что же касается плодов Ваших трудов, то самые высокие плоды: 1) (так! — Е. М.) довольствие Бога, каковая основа всех вечных благ, второе — прояснение и освещение души, каковая — главная благодать Бога, третье — известность на западе и на востоке, каковая последует, и четвертое — на Вашу книгу в будущем будет много желателей. Я же для Вас желаю Высокой Возвышенности, Небесного Света, близости к Престолу Владыки, вечную жизнь и духовные откровения(9).

Мирза Алекпер Мамедханлы (Мамедханов; Мирза Али Акбар Нахджавани) посвятил свою жизнь распространению и обучению религии Бахаи. Он переписывался и обменивался книгами со Л. Н. Толстым. Вот что поведала о Мирзе Алекпере И. Гриневская:

…Совершенно неожиданно получаю телеграмму: «Абдул-Беха (сын Беха-Уллы, нынешний вождь бехаидов) разрешает ехать мне с вами к нему». Таким образом я получила и провожатого, гида и драгомана(10) в лице моего корреспондента, о котором я ничего не знала, кроме того, что он перс, ревностный бехаид, родился в России, по специальности технолог-практик. Из писем его выявилось, что он хорошо знает русский язык, хотя он и был не всегда в мире с грамматикой и орфографией, но оказался хорошим стилистом в восточном духе и знатоком поэзии, религии и философии(11).

Он находился в длительной переписке с И. А. Гриневской, подписываясь по-разному: Мирза Алекпер Мамедханлы (Мамедханли), Али Акпер, Али Акбар, А. Мамед-ханлы, Али, М. А. Мамедханлы. Вот как он шутил по этому поводу в одном из писем к ней(12):

Из Петербурга Ваше дорогое письмо с копиями писем Лебедевой я получил. Вместе с сим пишу и ей письмо и называюсь “Али Экпером”. Вот моя судьба: одна хочет, чтобы я назывался бы “Али Акпером”, а другая — “Али Экпером”, и в результате вместо бывшего до этого Алекпера получается “Али Экпер”…» (из письма М. А. Мамедханлы от 25 февр. 1911 г. // РО ИРЛИ, ф. 55, оп. 2, № 785, л. 55). Он сопровождал Гриневскую в дек. 1910 г. — янв. 1911 г. в поездке к Абдул-Баха. Мамедханлы до конца жизни оставался почитателем ее таланта, ее верным другом и духовным наставником. «28 сего апреля и у нас в Баку была поставлена труппой Михайловской Ваша святая пьеса “Баб”, в наших кружках только разговоров было о Вас, о Вашей пьесе и о ее постановках, пьеса прошла не дурно, Тинский “Баб” и Михайловская “Гурет” играли не дурно, не скажу очень хорошо, не то бы было, если бы Вы были здесь <…>. О Ваших трудах нечего мне писать, они так полны святым духом и так сильны, что верующих еще больше притягивает, а у противников затрагивает самую боль-ную струну и возбуждает в них интерес к бабизму; стоя пред Вашим портретом, выставленным в пассаже, я долго думал о Вашем труде и о том, что Вам удалось посредством Вашей книги “Баб” между бабидами завоевать вечную память, Ваш портрет будет украшением комнаты у всех бабидов, счастливый Вы человек» (из письма М. А. Мамедханлы от 30 апр. 1907 г. // РО ИРЛИ, ф. 55, оп. 2, № 785, л. 16–16 об.)(13).

А вот что сообщил И. Гриневской Мирза Алекпер в другом письме:

<…> Присланные Вами брошюрки получил, прочел ее (так! — Е. М.) залпом, чем больше читаю Ваши мысли в великом Вашем произведении «Баб», тем больше сознаю Вашу творческую силу. Уже теперь я представляю себе, какой переворот сделает Ваш «Беха-Улла» и какую знаменитую славу приобретете Вы; молюсь горячо Богу, чтобы у Вас был бы полный успех, в чем ни малейше не сомневаюсь. <…>

В жизни Беха-Уллы особенных приключений нет: есть предположение, что он и Баб были знакомы и до проявления себя «Бабом» и что когда его, Баба, под конвоем вели в Маку, по дороге, где он имел стоянку, по случаю болезни, Беха-Улла посетил его и не-сколько дней ухаживал за ним, как за больным. В одном из писем Беха-Уллы к одному своему ученику он воскликнул: «О! если бы знали, откуда и от кого получал Баб инструкции».

Далее должен сообщить, что в Адрианополе Мирза Яхья со своим семейством жили у Беха-Уллы, после раскола одна жена Мирзы Яхьи (их было 3) ни за что не хотела оставить дом Беха-Уллы, считая Мирзу Яхью отступником, но потом оказалось, она это делала умышленно и по наущению Мирзы Яхьи, ибо однажды она, отравив ядом Беха-Уллу, убежала к мужу Мирзе Яхье, но хорошо, что вовремя подоспела помощь и Беха-Улла был спасен.

В Курдистане, куда Беха-Улла скрылся после провозглашения себя «Воплощенным Богом» (под таким названием по представлению Баба должен был явиться Беха-Улла), он страшно страдал, ибо с одной стороны видел между бабидами полнейшую реакцию, а с другой стороны он материально ни от кого не имел помощи, когда его нашли ученики, то не могли его узнать сразу, точно так же, когда он приехал в Багдад и он не узнал бабидов, ибо они были до неузнаваемости извращены и испорчены: каждый из них поступал по своему низкому животному желанию; такая же реакция существовала в Персии в бабидских кружках, но Беха-Улла сильною рукою восстановил порядок.

Беха-Улла страшно любил уединение и не любил с посторонними вести длинные беседы, из вежливости ограничивался малым, но зато любил писать и диктовать свои великие учения. У него была страсть к двум предметам: природе и уединению.

В Багдаде по настоятельной просьбе одного своего любимого и обожающего его ученика он соглашается получить руку его дочери, от которой родились три сына, которые после смерти Беха-Уллы, идя по стопам своего дяди Мирзы Яхьи, восстали против Абдул-Беха, обвиняя его в преувеличении власти, по завещательному письму все бехаисты до учреждения Дома Справедливости должны починяться волям (так! — Е. М.) Абдул-Беха, а потом воле Дома Справедливости.

В Акке после самопожертвования Гусни Атхара, сына Беха-Уллы, двое из учеников Беха-Уллы, во всем этом несчастии признавая причиной и виновником Сеид Мамеда (который уговорил Мирзу Яхью восстать против Беха-Уллы и который был также выслан в Акку для шпионства над Беха-Уллой), ночью убивают Сеид Мамеда и его компаньонов и сами идут об этом заявляют власти о своих преступлениях, но власть в этом преступлении подозревает и самого Беха-Уллу, но случается чудо: в тот момент, когда его хотят убить, получается из Константинополя приказ об освобождении его из тюрьмы в крепость, а впоследствии становится доказанным, что Беха-Улла в этом не виноват, а потому просят извинения у него»(14).

В 1911 г. Мирза Алекпер пишет:

<…> Сейчас только возвратился из путешествия в Елисаветный (так! — Е. М.) Тифлис и др<угие города>, куда должен был заехать по поручению Абдул-Беха, завтра или послезавтра уеду в Ашхабад и др<угие> гор<ода> по тому же делу. По приезде нашел на столе 4 Ваших дорогих письма: 2 из П<етер>бурга, 2 из Парижа, видно, Вы мою телеграмму в Петербурге не получили, где я просил заехать к Дрейфусу. При сем посылаю Вам письмо Абдул-Беха к Вам с переводом, если Дрейфус приехал, дайте ему читать, а также передайте ему прилагаемое мое письмо. <…> Абдул-Беха мне пишет: «Если Мадам Гриневская исправит Баба как следует, то пусть не сомневается в небесной Божественной поддержке, будет сделано все, что возможно». <…> молюсь на то, чтобы Ваши пособники и пособницы были бы бехаиды. Хотя Беха-Улла говорит, что все люди пособники Бога, но каждый по-своему. Самое главное, Вы не нервничайте, будьте спокойны, а цель Ваша пусть будет лишь та, что Вы оказываете человечеству Вашу помощь, не ожидая никакого вознаграждения за Ваши труды. Вы воду дайте пить жаждущему, не для того чтобы он Вас поблагодарил, а за то, что он умирает. Бог сам пошлет пособье свое столь, сколько нам потребно, поэтому очень стараться об обеспечении будущих дней лишне и рискованно, ибо многие даже не могут воспользоваться теми средствами, что имеют: только надо стараться достичь вечного величия, а не временного»(15).

В своих письмах Мирза Алекпер тактично сопровождает Изабеллу Аркадьевну на духовном пути. Его послания исполнены уважения к ней — как к автору пьес о Бабе и Бахаулле, а также мягкого юмора, с каким он реагирует на ее нравоучения. В письме от 1 сентября 1914 г. он пишет:

Последнее Ваше дорогое письмо получил, где Вы меня опять ругаете, но ругаете не без основания, а потому я как провинившийся ученик, опустив глаза вниз, сознаю, что виноват, но стараюсь исправиться. Известный поэт Саади говорит: «Я не такая дичь, которая пред охотником боится и бежит. О судьба! Что можешь делать, сделай. Терпение мне, а права сильного тебе. Мы, бехаиты, вполне согласны с этим стихом, а потому я говорю: тер-пение мне, а основательные ругания Вам(16). <…>

Я читал здесь одну книгу, издание зеленая палочка в Москве под названием «бегаиды». Какой-то господин русский (фамилию забыл) в Лондоне виделся с Абдул-Беха и написал очень хорошую книжечку сейчас. У меня этой книги нет, если Вы не читали, я найду и пошлю Вам, может быть, она Вам поможет в чем-нибудь в Вашей книге (Путешествие).

Что же касается биографии покойного Мирзы Абуль Фазла, то она пишется на персидском языке, когда окончится, я пере<ве>ду некоторые места и пошлю Вам для Энциклопедического словаря.

У Вас есть Китаб Акдас, перевод Туманского, посмотрите, что там Беха-Улла пишет о настоящей войне Германии. Этот стих очень интересный, а также предсказание о Константинополе. <…> Так как Ваше путешествие по всей вероятности выйдет после войны, не лучше ли написать там мои мнения, а не Ваше, о котором мы долго спорили на пароходе, т. е. о стихе Беха-Уллы, где говорится: «Хвала не тому, кто любит свою родину, а хвала тому, кто любит все страны одинаково». Я нарочно из Америки и Европы посылал Вам газеты, где были напечатаны проповеди Абдул-Беха на эту тему»(17).

Мирза Алекпер так наставляет писательницу:

Вы пишете, что исторические ошибки неизбежны, но ведь наши, которые знают по-русски, прочитав ее (поэму «Беха-Улла».— Е. М.), мне скажут, «что же я делал?»; не знаю, что мне им ответить. А я в свою очередь спрашиваю Вас: Вы читали мою книгу, Атрапета, Дрейфуса, Туманского и, наконец, тысячу раз слышали, что Беха-Улла не убежал, а был выслан Персидским Шахом в сопровождении русских казаков; почему же опять написали «убежал»?(18)

В дальнейшем И. Гриневская учла это замечание и заменила «[бабиды] бежали» на «были высланы».

В другом послании (б/д, 1911?) Мирза Алекпер пишет:

Поездка Ваша в Париж меня очень радует: так или иначе это должно было случиться, ибо на это дал согласие Абдул-Беха. Мы из опыта знаем, что то, что он желает, это случается, но как случается, это все равно, ибо все люди, и верующие и неверующие, и друзья и враги, все — части этой громадной машины Бога (воля).

Я бы с удовольствием желал присутствовать в Париже, когда пойдет «Баб» под Вашим личным наблюдением, тем более что после Парижа можно было бы поехать в Лондон, где в июне будет Конгресс рас(19), где Вы можете присутствовать, ибо Абдул-Беха Вам разрешил, где хотел бы присутствовать и я, тем более мне нужно быть в Англии <…> хочу иметь практику английского языка, а самое главное — представилось бы нам возможность путешествовать с Вами после востока и на западе, но… Впрочем, еще подумаю, пока Вы поезжайте и сейчас же из Парижа пишите мне.

<…> Чем больше Ваш «Баб» будет иметь претензию на истину, тем более она скорее распространится и пойдет, очень рад, что Вы его удачно исправили, вообще Вы при творчестве должны первым делом иметь в виду идею, а потом по возможности истину (величайшая красота — истина, гласит персидская пословица). Вот еще моя притча: высокий, громадный, великолепный дом с фигурами и мозаиками может стоять только на прочном фундаменте, фундамент же состоит из необтесанных, некрасивых, уродливых, разной величины масти и породы камней, они не видны и в земле лежат, но на них держатся другие и красивее и белее и обтесанные камни <нрзб> с краеугольными. Дом — учение Бога в лице Будды, Брамы (устар.; Брахмы — Е. М.), Моисея, Христа и др. Фундамент — первые ученики их, они ничтожны, мелки, гонимы и т. д. Краеугольный камень с другими — <нрзб> суть: цари, философы, поэты и др. Спрашиваю, на ком все бремя? — конечно, на фундаменте. Поэтому я Вам писал о Боге и об истине, т. е. о Беха-Улле и его первых учениках <…>(20).

Однако писательница должна была вернуться в Россию «по самой прозаической причине» — «не было денег, нечем было жить в Париже»(21).

И. Гриневская, занимая активную гражданскую позицию, затрагивала в своих статьях польский и еврейский вопросы, писала и выступала с докладами о вере, семье, феминизме. В начале Первой мировой войны она организовывала литературно-музыкальные вечера в Петербурге и Москве — средства от них шли на лечение раненых и семьям погибших; читала лекции по истории литературы и театра; общалась с известными общественными деятелями, писателями, артистами, музыкантами, состояла с ними в переписке.

После революции 1917 г. И. Гриневская в качестве переводчика сотрудничала с издательством «Всемирная литература», преподавала сценическое мастерство и декламацию в разных студиях, писала пьесы, которые в 1920-е годы ставились в провинциальных театрах, иногда выступала с лекциями и докладами в различных учреждениях (в т. ч. в Пушкинском Доме). В предвоенные годы не работала, получая небольшую пенсию от Академии наук по секции научных работников (ее выхлопотали для нее знакомые филологи, русисты и востоковеды).

До недавнего времени не было ясности относительно даты смерти писательницы: в одних источниках указывался 1942 г., в других — 1944-й. Мы обратились в отдел ЗАГСа по месту прописки И. А. Гриневской. Оказывается, сохранились сведения о ее смерти. Таким образом, в 2014 г. выяснилось, что писательница умерла 15 октября 1944 г. в возрасте 80 лет (мы получили свидетельство о ее смерти).

Изабелла Аркадьевна Гриневская завещала:

…Меня беспокоит судьба моих произведений, которым ведь недаром известные авторитеты придают большое значение, да и я сама недаром при создании главнейших из них приносила немало жертв, отказываясь от заманчивых посулов жизни, ибо всякая строка мной написана с мыслию об общем благе. Ввиду их признанного значения — я считаю нужным сохранить их в целости для моих современников и потомства. <…>

В числе первых я назову: «Путешествие в Края Солнца» (побывала в Константинополе, Афинах, Александрии, Каире, Порт-Саиде, Бейруте, Хайфе, Акке, Иерусалиме). Затем идут доклады в Философском обществе при Университете, Обществах ориенталистов, ревнителей истории, в Вольно-философском обществе, в Литературно-художественном обществе в С.-Петербурге и в Литературном обществе в Москве, в Театральном обществе, в Кружке имени Я. Полонского, во Взаимно-благотворительном обществе, в Обществе защиты материнства и младенчества, в рабочей аудитории села Смоленского, в Немецком курорте Кранце <…> в Сестрорецке в Ораторском обществе и др.

Доклады в наши дни: в Пушкинском Доме, в Библиологическом обществе, в Обществе имени Островского, в Доме ученых. <…>

Я хочу знать, что в будущем здании «Объединения народов» лежит и моя песчинка.

<…> Если случайно один представитель из какого-нибудь религиозного культа захочет вознести над моим телом молитву — я буду довольна, если же из разных религий духовные лица захотят встретиться для этой цели — я буду торжествовать, ибо это будет минутным проявлением моей мечты об объединении всех религий и национальностей мира(22).

Елена Митник

(Портрет (фот.) Изабеллы Гриневской хранится в архиве И. А. Гриневской: РО ИРЛИ.— Ф. 55.— Оп. 1.— № 75.; портрет (фот.) Мирзы Алекперы Мамедханлы (Мирза Али Акбар Нахджавани) (Mírzá ‘Alí-Akbar-i-Nakhjavání) хранится в архиве И. А. Гриневской: РО ИРЛИ.— Ф. 55.— Оп. 2.— № 785.)

Сноски:

  1. Малкина Е. Р. (1899–1945), дочь редактора — издательницы журнала «Юный читатель» А. Я. Острогорской. Филолог по образованию, Е. Р. Малкина служила редактором в издательствах.
  2. Подробнее см. в: Гриневская Изабелла Аркадьевна. Фонд 55 [Публ. Виноградовой Е. В.] // Еже-годник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 2009–2010 годы.— СПб.: ДМИТРИЙ БУЛАНИН, 2011.— С. 1101–1105.
  3. РО ИРЛИ.— Ф. 55.— Оп. 1.— № 1, 2.
  4. По-персидски непереводимая игра слов: капитан — букв.: «господин корабля»; господином ко-рабля был сам Господь.— Примеч. пер.
  5. Бахаулла (1817–1892) — букв.: «Слава Божия», титул Мирзы Хусайна Али, основателя религии Бахаи.
  6. То есть бахаи, последователи Бахауллы.— Примеч. пер.
  7. Цит. по: РО ИРЛИ.— Ф. 55.— Оп. 2.— № 244.— Л. 4–4 об. Публикуется впервые. Перевод с персидского языка Ю. А. Иоаннесяна.
  8. Цит. по: РО ИРЛИ.— Ф. 55.— Оп. 2.— № 244.— Л. 3. Публикуется впервые. Перевод с персидско-го языка Ю. А. Иоаннесяна.
  9. Абдул-Баха. Цит. по: РО ИРЛИ.— Ф. 55.— Оп. 2.— № 785.— Лл. 168–169. Публикуется впервые. Перевод М. А. Мамедханлы (Нахджавани).
  10. Драгоман (фр. dragoman, от араб. тарджуман) — здесь: переводчик с какого-либо восточного языка на европейский.
  11. Цит. по: Гриневская И. А. Путешествие в Края Солнца (о виденном, слышанном и испытанном) [Главы I–VI] / Публ. Е. А. Митник // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 2016 год.— СПб.: ДМИТРИЙ БУЛАНИН, 2017.— С. 452.
  12. Текст писем г-на Нахджавани приводится в соответствии с современными нормами орфографии, с сохранением отдельных пунктуационных особенностей оригинала; сокращения и предполагаемые пропуски восстановлены в угловых скобках.
  13. Цит. по: Гриневская И. А. Путешествие в Края Солнца (о виденном, слышанном и испытанном) [Главы I–VI].— С. 487–488.
  14. Цит. по: РО ИРЛИ.— Ф. 55.— Оп. 2.— № 785.— Л. 33–34 (из письма М. А. Мамедханлы от 2 марта 1910 г.). Публикуется впервые.
  15. Цит. по: РО ИРЛИ.— Ф. 55.— Оп. 2.— № 785.— Л. 66. Публикуется впервые.
  16. Слова «терпение мне, а основательные ругания Вам» подчеркнуты волнистой линией.
  17. Цит. по: РО ИРЛИ.— Ф. 55.— Оп. 2.— № 785.— Л. 95–96. Публикуется впервые.
  18. Гриневская И. А. Путешествие в Края Солнца (о виденном, слышанном и испытанном) [Главы I–VI].— С. 489.
  19. Всеобщий конгресс рас проходил в Лондонском университете 26–29 июля 1911 г.
  20. Цит. по: РО ИРЛИ.— Ф. 55.— Оп. 2.— № 785.— Л. 144–145. Публикуется впервые.
  21. Цит. по: Гриневская И. А. История моих Восточных поэм. Часть 1 // РО ИРЛИ.— Ф. 55.— Оп. 1.— № 13.— Л. 43.
  22. Гриневская И. А. Завещания. Автограф, машинопись. <1917>; 1941–1942, окт. // РО ИРЛИ.— Ф. 55.— Оп. 1.— № 64.— Л. 7, 10, 24. Публикуется впервые.