Незабываемые встречи Изабеллы Гриневской с Абдул-Баха

Изабелла Аркадьевна Гриневская (1864–1944) относится к тем талантливым писателям России, чье творчество оказалось незаслуженно забытым. А ведь менее столетия назад она была известным переводчиком, критиком, поэтом, прозаиком и драматургом. Современники называли ее произведения поэзией любви и сострадания.

Самыми значимыми своими сочинениями И. Гриневская считала драматические поэмы в стихах: «Баб» (Санкт-Петербург, 1903; Петроград, 1916) и «Беха-Улла»(1) (Санкт-Петербург, 1912), в основу которых положены события, связанные с зарождением Веры Бахаи (2) и ее основателями. Бахаи рассматривают откровения Баба и Бахауллы как части двойного Богоявления, позднейшей из мировых религий(3).

Писательница вспоминала, что до опубликования поэмы она не знала ни одного бабида; более того — при изучении этой религии она думала, что большинство ее последователей погибли, а остальным пришлось покинуть Персию из-за гонений. И как же обрадовалась И. Гриневская, когда получила письмо от неизвестного ей перса из Баку, узнавшего о ее книге из статьи Ю. Веселовского(4).

В Рукописном отделе Пушкинского Дома (С.-Петербург) хранится богатейший архив писательницы. Среди ее неопубликованных произведений очерковая книга «Путешествие в Края Солнца» — своего рода путевые заметки о ее поездке на Восток в 1910–1911 гг. Абдул-Баха (1844–1921) ― старший сын Бахауллы, глава Веры Бахаи (1892–1921) ― пригласил автора двух религиозно-философских пьес встретиться с ним в Египте, где он тогда находился. «Меня уносило туда, на Восток. Там я должна была увидеть воочию бабидов-бехаидов, среду людей, мною описанных в двух поэмах: “Баб” и “Беха-Улла”, людей, которых я до сих пор видела только в мечтах, в воображении. <…> Я должна признаться, что, принимаясь за эту поэму и даже окончив ее, ― я не знала сама всю значительность изображенного мною движения во всемирной истории. <…> Лишь тогда, когда я углубилась в мой сюжет, как критик, я поняла значительность его. <…> Мне предстояло ехать именно к сынам моих героев, жизнью которых я жила столько лет <…>»(5).

Сопровождал ее в этом путешествии тот некогда «неизвестный ей перс» ― Мирза Али Акбар Нахджавани (Mírzá ‘Alí-Akbar-i-Nakhjavání) (1865–1920). Он был переводчиком переписки между Абдул-Баха и Л. Н. Толстым, а также между Абдул-Баха и И. А. Гриневской. В Азербайджане его знали под именем Мирза Алекпер Мамедханлы, а в обеих столицах Российской империи его называли на русский манер Мирзой Алекпером Мамедхановым. В 1911–1912 гг. он был спутником Абдул-Баха в поездках по Европе и Америке.

В Египте и в Палестине (на Святой Земле) у И. Гриневской произошли незабываемые встречи ― и в первую очередь с Абдул-Баха, которого она назвала «мудрецом, поэтом, ученым, носителем небесной истины». Вот как она описала свою первую встречу: «На низком кресле, покрытом белым чистым чехлом, сидел с поджатыми по-восточному ногами старик, с белыми серебристыми волосами по плечам и белой бородой. На нем белая, так называемая “камис”, поверх которой надет верблюжьего цвета “лабаде”(6). На голове невысокая белая фетровая шапочка, обмотанная тонким белоснежным тюрбаном. Лицо? Это не тот красивый молодой человек, что я видела на портрете <…> а красивый старец с выразительными чертами лица, строгого характера и необыкновенно большими серыми глазами, оттененными густыми ресницами. Чем-то странным, таинственным и далеким веет от всей его величественной, несмотря на явно небольшой рост, фигуры. Абдул-Беха(7) сидит. Перед ним на стуле, в мягком котелке на голове, сидит со сложенными на груди накрест руками мой спутник и молитвенно глядит на этого старого человека, которого вначале я рассматриваю только с интересом. Вождь бехаидов указывает мне место на низком диванчике против себя ― и смотрит на меня пытливо этими большими глазами. Вижу в них, прежде всего, отражение большого ума. Я уже знала, что ему не впервой видеть европеек разных слоев общества и разных состояний. Я знала из рассказов моего спутника о многих англичанках, американках и француженках, увлеченных идеями учения бехаидов, перебывавших у него и поклоняющихся ему. Из России я, первая женщина, являюсь к мудрецу, сыну изображенного мною героя, к тому, кто продолжает ныне в мире дело проповеди любви ко всем.

Вождь спрашивает меня, как я перенесла путешествие. Он говорит ясным, высоким голосом, которого нельзя было ждать, очень приятным тенором, а Али Акбер переводит, произнося слова тихо, как будто боясь спугнуть кого-то, тихо, набожно, серьезно, с полуопущенным взором…»(8)

Абдул-Баха сказал И. Гриневской: «Вы живете в такое время, когда вашу страну потрясают волнения и борьба… а я родился в тот год, когда у нас кругом проливалась кровь за Божье Слово. Когда я сосал грудь ― громили последователей нашего учения; когда я возмужал ― я видел сам притеснения и гонения, которым подвергали ревнителей любви и мира. Я пять раз был выслан, 42 года я был лишен свободы передвижения, однако я всегда с радостным духом подчинялся воле Аллаха, радостно терпел ради той истины, перед которой склоняюсь, в которую верю и воцарение которой вижу; да, я вижу плоды посеянных зерен рукою Беха-Уллы…»(9)

«…Мирза Али Акбер стал ему докладывать содержание моей драмы ― все в той же почтительной позе. В течение доклада Абдул-Беха много раз произносил одобрительное “хейли хуб”(10), слово уже мне известное… “Хейли хуб”, “хейли хуб” ― повторял он на разные лады, от времени до времени поглядывая на меня, то с пытливостью, то с некоторым удивлением, то с одобрением. И я в свою очередь взглядывала на этого человека, власть которого безгранична над его последователями, которого я увидела тут впервые и которого я с нигилизмом европейца хотела скоро разгадать.

Когда “докладчик” кончил, мудрец сказал:

― Вы первая женщина, проложившая путь к познанию Баба и Беха-Уллы в изображении поэта. Много было женщин-цариц, как в Европе, так и в Азии, но что от них осталось? Одна Мария Магдалина, которая была простая женщина, своей духовной любовью к Богу, жива и до сих пор. Лик ее блестит с горизонта христианского мира. Вот что значит не довольствоваться земными низкими радостями, не бежать за обыкновенными благами, ибо самая высшая степень этих благ доступна всем, даже животным. Вот серна несется по горам. Ей кажется, что для нее одной расстилаются луга, течет река… Но что остается от ее наслаждений? Однажды, когда я был на горе Кармель, я увидел на ветке кипариса воробья у гнезда. Тут же была его подруга. Птенцы радостно щебетали ему навстречу, а он с ветки глядел на расстилающиеся луга. Казалось, все принадлежало ему. Я показал сопровождавшим меня друзьям на птицу и сказал: “Есть ли в мире царь, который был бы довольнее ее? Но и эти радости преходящи, и если оне (так! – Е. М.) могут удовлетворять животное, то разве человек создан только для этих удовольствий?” Я хочу сказать, что вы положили много труда, не довольствуясь радостями земными, что вы вознеслись на высоту духовного мира, что вы витали в сфере миролюбия ради блага людей, и потому будьте покойны ― ваши труды не пропадут даром. “Беха-Улла” будет переведен на все языки и будет ставиться на всех сценах. Его будут играть даже в Персии, ― предсказывал он»(11).

И. Гриневская вспоминала: как-то раз Абдул-Баха заходил в отель во время их отсутствия, и набожный спутник И. Гриневской даже заболел от огорчения, но вот явился гонец и попросил их к Абдул-Баха ― больной сразу выздоровел.

Навсегда запечатлелись в сердце писательницы и такие слова Абдул-Баха: «Душа походит на свет, который горит внутри фонаря. Чем душа яснее, чище, тем ярче она отражается в глазах, и, как свет фонаря, чем она сильнее, тем более светит окружающим»(12). Вернувшись в Россию, И. Гриневская приступила к работе над книгой «Путешествие в Края Солнца», которую при ее жизни так и не напечатали ― началась война, затем разразились революции… Отрадно, что в наши дни (спустя более 150 лет со дня рождения писательницы и 70 лет ― со дня ее кончины!) главы этого труда, наконец, начали публиковаться.

Елена Митник

Сноски:

  1. Современная транскрипция: Бахаулла (Bahá’u’lláh).
  2. В дореволюционной печати последователей Баба (Báb) (1819–1850) именовали «баби/бабидами» (Bábís), затем этот термин был перенесен и на последователей Бахауллы (1817–1892). Адептов Веры Бахаи (Bahá’í Faith) (архаические названия: бабизм, бехаизм и бахаизм), зародившейся в Персии в 1844 г., которых вначале называли бехаидами/бехаитами или бехаистами/бахаистами, сегодня знают в России как бахаи (Baháí’s).
  3. Л. Н. Толстой, живо интересовавшийся Верой Бахаи, одобрительно отозвался о пьесе «Баб» в письме к И. Гриневской. См.: Толстой Л. Н. Письмо И. А. Гриневской. 22 окт. 1903 // Толстой Л. Н.: Полн. собр. соч.— Т. LXXIV.— М., 1954.— С. 207–208.
  4. См.: Веселовский Ю. «Баб». Русская драма из персидской истории // Бакинские известия.— 1903.— № 110 (23 мая).— С. 2–3.
  5. Цит. по: Гриневская И. А. Путешествие в Края Солнца (о виденном, слышанном и испытанном) [Главы I–VI] / Публ. Е. А. Митник // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 2016 год.— СПб.: ДМИТРИЙ БУЛАНИН, 2017.— С. 446, 448, 449.
  6. Камис (перс.) – рубаха из хлопчатобумажной ткани; лабаде, лаббадэ (перс.) – вид мужской длинной одежды.
  7. Современная транскрипция: Абдул-Баха (‘Abdu’l-Bahá).
  8. Цит. по: Гриневская И. А. Путешествие в Края Солнца (о виденном, слышанном и испытанном) // РО ИРЛИ.— Ф. 55.— Оп. 1.— № 10.— Л. 87–88 (готовится к печати).
  9. Цит. по: Гриневская И. А.— Там же.— Л. 89.
  10. Очень хорошо (перс.).
  11. Цит. по: Гриневская И. А. Путешествие в Края Солнца (о виденном, слышанном и испытанном) // РО ИРЛИ.— Ф. 55.— Оп. 1.— № 10.— Л. 89–90 (готовится к печати).
  12. Цит. по: Гриневская И. А. Там же.— Л. 113. См. также: Митник Е. А. Неизвестные материалы Изабеллы Гриневской: «Путешествие в Края Солнца» // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 2005–2006 годы.— СПб.: ДМИТРИЙ БУЛАНИН, 2009.— С. 246–267; И. А. Гриневская. «Путешествие в Края Солнца (о виденном, слышанном и испытанном)». <1911–1914> / Публ. Е. А. Митник // Россия. Запад. Восток. Культурные связи: Документы и материалы из собраний Пушкинского Дома: Альбом.— СПб.: Нестор-История, 2018.— С. 278–279; Гриневская И. А. Путешествие в Края Солнца (о виденном, слышанном и испытанном) [Главы VII–VIII] (Продолжение) / Публ. Е. А. Митник // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 2018–2019 годы.— СПб.: ДМИТРИЙ БУЛАНИН, 2019.— С. 271–287.